Джеки Д`Алессандро - Ночью, при луне...
– А мне жаль, что пришлось страдать вам. – Он чуть помедлил, потом спросил: – Вы когда-нибудь разговариваете со своей несчастной подругой? – Он никому и никогда не задавал этот вопрос из опасения, что его сочтут потенциальным пациентом сумасшедшего дома.
– Часто, – кивнув, сказала она. От этого движения очки сползли на кончик носа, и она свободной рукой – той, что не держалась за его руку, – водворила их на место. Он пошевелил пальцами, стараясь поудобнее устроить ее руку и получая несомненное удовольствие от прикосновения ее теплой кожи к своей. – Я регулярно бываю на могиле Делии, – сказала она. – Приношу ей цветы, рассказываю о последних событиях. Иногда беру с собой книгу и читаю ей. А вы разговариваете со своими братом и сестрой?
– Почти каждый день, – сказал он, чувствуя, что, признавшись в этом вслух, он словно снял с плеч огромную тяжесть.
Ее лицо осветилось улыбкой, и она, как будто читая его мысли, сказала:
– А мне все казалось, что я одна такая. Приятно знать, что не со мной одной такое происходит. Что это, похоже, в порядке вещей.
– Да, это приятно знать. – Ему доставляло удовольствие чувствовать, что он стоит рядом с ней и держит ее за руку. Это волновало, хотя и несколько озадачивало. Однако позволяло чувствовать себя… не таким одиноким.
– Теперь мне понятна печаль в ваших глазах, – пробормотала она. Очевидно, его удивление не укрылось от нее, потому что она добавила: – Я частенько наблюдаю за людьми. Эта привычка появилась у меня из-за моей любви к рисованию, а также потому, что я много времени провожу, сидя где-нибудь в уголке на светских мероприятиях.
– Сидя в уголке? Разве вы не танцуете?
На ее лице появилось на миг какое-то тоскующее выражение, которое исчезло так быстро, что он подумал, не привиделось ли это ему.
– Нет. В свете я бываю всего лишь в качестве сопровождающей своей сестры. К тому же джентльмены предпочитают танцевать с изящными, со вкусом одетыми молодыми женщинами.
Она сказала об этом как о чем-то само собой разумеющемся, и до него вдруг дошло, почему она не танцует.
Потому что никто не приглашает ее.
Он представил ее на званом приеме, сидящей в одиночестве в уголке и наблюдающей, как танцуют все изящные, со вкусом одетые молодые женщины.
Мэтью не сомневался в том, что и он мог быть одним и из этих джентльменов, танцующих с красивыми женщинами и не замечающих неприметную мисс Мурхаус в очках. Ему стало стыдно и вдруг показалось, что он многое потерял. Потому что, как он выяснил, познакомившись с ней ближе, она, не отличаясь классической красотой, вовсе не была некрасивой. Скорее наоборот.
Поколебавшись, он спросил:
– Вы действительно заметили печаль в моих глазах?
Она кивнула:
– Да, а также… – Она не договорила и немного покраснела.
– И что еще?
– То, что у вас есть тайны, – чуть помедлив, добавила она. – Но ведь у каждого есть тайны, не так ли?
– И у вас тоже?
– Тем более у меня, милорд, – подтвердила она, блеснув озорной улыбкой, от которой на щеках появились ямочки. – Я полна тайн.
– Я тоже полон тайн, – улыбнувшись, заметил он.
– Я это поняла, – весело сказала она, так что он даже не уловил, серьезно она говорит или просто поддерживает шутку.
Она отобрала у него свою руку, и он сразу же почувствовал, что ему не хватает ее прикосновения. Снова повернувшись к семейному портрету, она сказала:
– Ваш брат был значительно моложе вас.
– Напротив, он был почти на десять лет старше меня. Она поморщилась, дважды перевела взгляд с портрета на него и обратно, потом, в недоумении уставившись на него, произнесла:
– Вы хотите сказать, что этот… – Она не договорила, покраснев до корней волос.
– Толстенький коротышка с одутловатой физиономией и очками на носу – это я. В расцвете своих шести лет. А высокий красивый молодой человек – это мой брат Джеймс.
– Вы с ним очень похожи друг на друга. А вот между вами и этим шестилетним мальчиком нет никакого сходства.
– Где-то около шестнадцати лет я вдруг вытянулся и перестал быть толстым коротышкой, – сказал он. Хотя внешне он больше не был похож на этого застенчивого, неуклюжего, одинокого мальчика, он хорошо понимал его. Он знал этого мальчика, который не имел никаких шансов привлечь к себе внимание своего отца – пока не умер Джеймс. И даже после этого внимание к нему выражалось только в ежедневном напоминании о том, что Джеймс умер по его вине. Как будто он мог позабыть об этом. Как будто не думал об этом каждую минуту.
– Вы изменились очень сильно, – вновь улыбнулась она. – А что случилось с вашими очками?
– К двадцати годам необходимость в них отпала. Доктор объяснил, что такое иногда случается и зрение у детей по мере роста может меняться в лучшую или худшую сторону. У меня оно изменилось в лучшую сторону.
– Вам повезло, милорд. Мое изменилось в худшую.
Он наклонил набок голову и некоторое время разглядывал ее как произведение искусства.
– Очки идут вам. Я все еще иногда ношу очки, когда приходится читать мелкий шрифт.
Она посмотрела на него удивленным взглядом и произнесла:
– Силы небесные! Не могу представить вас в очках.
Ее изумление напомнило ему события минувшей ночи, когда он поцеловал ее. Сам того не желая, он взглянул на ее губы. И сразу же понял, что совершил ошибку, потому что его вновь охватило страстное желание немедленно прикоснуться к ним своими губами.
Он понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Но черт возьми, как ему хотелось сделать это! Именно здесь, при свете дня, когда он мог разглядеть ее и предугадать каждую ее реакцию.
Однако прежде чем он успел протянуть к ней руки, раздался стук в дверь. Мысленно выругавшись, он крикнул:
– Войдите!
Вошел Тилдон и объявил, что чай сервирован на террасе.
Поблагодарив дворецкого, тихо закрывшего за собой дверь, Мэтью сделал глубокий вдох и вновь сосредоточил внимание на мисс Мурхаус. Здравый смысл подсказывал ему, что Тилдон вовремя постучал в дверь, иначе он мог бы снова поцеловать ее. К чему бы это привело? А не важно к чему. Но черт возьми, кого он пытается обмануть? Он непременно поцеловал бы ее снова, что бы за этим ни последовало.
Но зачем, зачем ему так проводить с ней время? Он должен был завести с ней разговор, чтобы побольше узнать о ней и выяснить, какие у нее могут быть тайны, чтобы потом решить, сможет ли она помочь ему справиться с его головоломкой. А узнавать, хорошо ли она целуется, ему совсем незачем.
Он уже знал это.
Она целовалась хорошо.
Необычайно хорошо.
Ночь, при луне…
Нахмурив брови, он изменил положение тела, почувствовав нарастающий дискомфорт в брюках. Пропади все пропадом, надо что-то делать с этим непрошеным желанием. Прежде всего необходимо отвлечься от ее губ и сосредоточиться на своей задаче: узнать побольше о ней. Для этого он предложил ей опереться на свой локоть и кивком указал в сторону застекленной раздвижной двери:
